Олег, спасибо.

Игорь - классные фото. Ребята, а где же остальные? "Уж, замуж, невтерпеж...", что в переводе с русского означает - заждались все-таки.

В.

Марина, спасибо за отзыв в том числе и на мою лирическую зарисовку. Как говорится, "доброе слово и кошке приятно..."

Ретрит 2009: лирическое повествование.
г. Воронеж.

В составе белгородской группы, мы, двое из Воронежа, решили отправиться на ретрит. Белгородцы — ребята надежные, проверенные стихиями на Силе стихий, не бросят в трудную минуту, не подведут. Так мы оказались на автовокзале в Горно-Алтайске.
Ретрит — уединение. Надо прямо сказать, что уединиться решила довольно таки приличная масса народа — 70 человек. Вся небольшая площадь перед автовокзалом была заполнена будущими уединившимися и их рюкзаками. Отец-основатель ретритского движения, сам Кондаков, находясь в машине и проезжая как бы транзитом, успел таки уже почти всем раздать листовки для заполнения, в которых грозно указал перечень практически всех «популярных» в народе заболеваний с которыми ретрит проходить никак нельзя. Выяснилось, что никак нельзя. Уж что-нибудь, да есть. Тут, к счастью, увиделось, что ответственность за сокрытие несем сами. Ага, ну слава Богу, значит сокрыть можно. Сокрыли. Не назад же разворачивать, пролетев через три часовых пояса. Кондаков поговорил с каждым минуту-другую, познакомился. Как выяснилось позже — всех познал сразу, память-то гигабайтная. Стал нас погружать в транспорт. Первая партия ребят уехала большим автобусом. Мы попали в последнюю, третью «Газель». Оказалось, что очень удачно. Только — мы. Наш шофер Василий нам очень полюбился. Добродушный, улыбчивый всю дорогу весело балагурил с ребятами, лихо крутя свою «баранку». Пропасть — не пропасть. Мы были очень довольны тем, что он еще одновременно по мобильнику почти не разговаривал. Кстати, назад за нами приехал, до самого Барнаула довез.
После нескольких часов пути горы упрямо не появлялись. Милый глазу пейзаж средней полосы России. Когда мы в очередной раз выспались, нас остановил Кондаков. Дальше пойдем в почетном сопровождении наряда милиции и с «мигалками». Милиции тоже работать надо. Столько людей в горы! И «замигали», «замигали». По-пути парочку местных прижали к дороге. А пусть знают, кто в доме хозяин.. Все было хорошо и весело.
Вот, наконец-то, показались первые горы, перевал, потом — деревья, увешанные шаманскими ленточками. Тут Кондаков всех остановил, чего-то порешал быстренько. Потом сказал: «Ну, все. Дальше будет немножко страшно, а потом — хорошо". И так все и было. Висячие мосты. Колеса, зависающие почти над пропастью, внизу которой бурлила Катунь. Шофер, весело скомандовавший: «Пересядьте все на одну сторону. Перецентровка. Глядишь, и пройдем!" Сломавшаяся машина у другого водителя, Николая: «А Колька-то не пройдет!» Вытолкали ребята Кольку. Прошел. Правда, уж совсем по темноте ребят привез в лагерь.
Ну, наконец-то, мы на ровной земле. Успели до темна поставить палатки, каждый на понравившемся ему месте. Рассосались по плато в ущелье Кыйу. Благо места свободного предостаточно. И стало ясно, что уединиться вполне возможно. Позже, в инструкции к действию на каждый день, оказалось прописано как постоянное напоминание: «Работать каждому в пределах видимости всех — это важно! Не прячьтесь, ребята!» Короткий сбор у общего кострища, столовая с борщем в трехглавом аиле. Школа «волшебников» наполнилась гомоном и смехом, ожила и зажила своей жизнью. Отбой и самая холодная ночь за все время нашего пребывания здесь. У-Ух! Хорошо! Аж нос отмерз! Зато звезды! Они еще долго будут сниться в заказанных снах. Чудесные, неземные звезды Алтая.
Утром побудка колокольчиком в 7.00. Как правило, это делал сам Кондаков. Его колокольчик звучал как-то деликатно и мягко, но настойчиво. Так, собственно, все и началось. Как описать словами, что это было? Проще, как в летописях — и молчали они 5 дней и 5 ночей, и не ели они столько же, а воду они пили, но не все. Некоторые и от воды отказались. Ибо был тот воздух волшебный, наполненный ароматом чабреца и полыни, как манна небесная. И не было у них ни в чем нужды. И баня каждый день. И Кондаков, защищающий грудью детей своих молчаливых от попыток местных алтайцев из близлежащего поселка Инегень, что за много километров от них располагался, найти здесь принцессу свою алтайскую или побрататься с молодцами красными, задумчивыми, чем Бог послал. А на 6-ой день встали они и пошли всем скопом в горы по козьей тропе прямо к петроглифам изумительным. И несли они еще в руках бутылки с водой катуньской изумрудной, чтоб те петроглифы поливать, дабы их увидеть. И все стихии помогали им. И дождь пошел, и смочил он зело те петроглифы изумительные и не стало их вовсе видно. И солнце посветило и открылся Кондакову еще один петроглиф изумительный. И был то, видимо, верблюжонок с поклажей. И пошли они обратно, притомившись изрядно. И нельзя было более 15 минут лежать-полеживать в палатках, ибо не только сознанию достаточно минут 15 для отдыха, но и ножкам белым, человечьим. И в 7-ой день пошли они снова в горы. И одни двойную радугу в небе увидели — и было это знамение хорошее. А других град-гроза в горах побили — и было это тоже знамение хорошее. Ибо не отпускало их от себя Место сильное, Покоя плато.
А потом ночь поспаху, засобирались они быстрехонько по городам и весям. И первым ушел Израиль. И унес с собой знания сокровенные о том как палатки поганыя польския треугольныя кольцами собираются. И замешкались остальные с оными, а потом и они отчалили. И опустело место сие светое. И только у потухающего огнища в одиноком танце повариха Наталья из России, что сухим пайком народец в дорогу наделяла, простирала свои тонкие рученьки словно с полотен художника-то Модильяни по имени, в пространство новое, молодыми волшебниками сотканое.
И не выдержаху мастер расставания, ибо гордился он своими детьми-выкормышами. И помчался он на машине своей транзитной, и проводил он их до самого возможного предела. И вышли они из автобусов, и низко в пояс ему поклонилися, и поцеловалися троекратно, как заведено у нас было с покон веку. Ну, и пофоткались, конечно. И повисли на шее у него, родимого. А потом и рассталися. Уходили ребята в историю, обрастая легендами-мифами, и не ведали того сами. И узрели в пути-дороженьке они чудо-чудное, диво-дивное, как соткался в мареве воздуха образ Мастера одинокого. На катуньском камешке сидяще, он вперял свои очи жгучие в воды славной Катунь-реки, что работу творила вечную по созданию края алтайского. А что зрили те очи ясные в водах сих изумрудных прозрачных, то одним Мастерам лишь ведомо. И была это тайна это великая.
Тут бы и закончил Баян-летописец свое мудреное повествование, умело все запутав и скрыв за кадром самое главное. Пусть потомки потом мучаются, да домысливают. Но мы любим конкретику и скажем просто: все было — и работа напряженная, по минутам расписанная, и углехождение, и купание в ледяной Катуни, когда никто не заболевает, но все «скоромные» желания как рукой снимает, и творчество неуемное, когда как водится, победила тарелка с пластелиновыми пельменями. Был и период кризиса, на третий день, когда Фальковский на доске написал: «Этот день покажет, кто у нас на ретрите, а кто просто отдыхает». Был и разбор полетов. Было и первое слово после молчания и незабываемое чувство входа в эгрегориальный слой говорящих. Был даже паренек из Усть-Илимска, который лишний денек промолчал. Все было. И это было прекрасно.

Валерия.

Р.S. Все 70 выдержали ретрит и получили свидетельства. Кондаков — за номером бесконечность. За два ретрита — всего около ста человек на планете, первых птенцов-ласточек кондаковских, творящих будущее энергетическое пространство человечества и вышедших в мир, в свободный мир.

я первый раз. Нажимаю на кнопки, пытаюсь разобраться